Мистика в доме: как к невесте умерший жених приходил:
Резкий звонок будильника оборвал чудесный сон. Лера открыла глаза – электронное табло показывало 6.30. Раннее воскресное утро.
– Эх, сейчас бы укрыться с головой и поспать часов до десяти,- подумала девушка.
Но через пять секунд она решительно выскользнула из-под одеяла и отправилась в ванну.
Накануне, за вечерним чаем, на семейном совете, решили снести старый заброшенный дом в деревне и на его месте построить нормальную благоустроенную дачу. Поэтому бабушка, Мария Алексеевна, собралась на следующий день съездить в деревню, а Лера вызвалась отвезти её на своей машине.
Утро было солнечное, дорога полупустая, и за весёлым разговором путешественницы не заметили, как добрались до живописной деревеньки, стоящей на берегу реки.
Машина остановилась у небольшого домика с наглухо заколоченными ставнями. Скрипнула ржавыми петлями калитка, и Лера с бабушкой отправились по заросшей травой дорожке, ведущей к дому. Неожиданно Мария Алексеевна свернула с дорожки и прямо по густой траве пошла за дом.
– Бабуля, ты куда? – окликнула её Лера.
Но Мария Алексеевна ничего не ответила и скрылась за углом. Лера направилась за ней следом. Обойдя дом, девушка увидела свою бабушку, стоящую у глухой стены. Она прикасалась рукой к большой трещине на углу и как будто к чему-то прислушивалась.
– Что случилось, бабушка? – спросила Лера, подходя ближе.
– Приложи сюда руку, – сказала Мария Алексеевна, указывая на щель в стене.
– Зачем? – удивилась девушка.
– Ну, что тебе, сложно?
– Нет.
Лера дотронулась рукой до трещины, продолжая удивленно смотреть на старушку.
– Что ты чувствуешь? – спросила та.
– Шершавая холодная стена, песок из щели сыплется, – ответила девушка, отряхивая ладошку.
– Да, и я не чувствую, – посетовала старушка. – Только мать моя, прабабка твоя, Екатерина, могла чувствовать.
– Да что чувствовать-то?
Мария Алексеевна огляделась вокруг, увидела лавку, стоящую под деревом и сказала:
– Пойдем, присядем, я тебе всё расскажу.
Расположившись в тени раскидистой старой яблони, бабушка начала свое повествование:
Дом этот ещё мой дед построил. А трещина появилась во время войны. Перед войной в доме этом жили мои бабка и мать. Маме в ту пору лет 18 было. И приключилась у неё большая любовь с одним пареньком из соседней деревни. Парень этот, Николай, постарше был, но бабке Дарье не по нраву пришёлся: она верующих была, а он комсомолец, да балагур. Вот она и так, и этак пыталась его отвадить, пока Катька не заявила, что если мать не перестанет козни чинить, то утопится в реке.
Сдалась бабка Дарья, согласилась выдать дочь замуж, сыграли свадьбу. Только недолгим было счастье Катерины: через месяц Николай ушёл на фронт. А вскоре получила она похоронку. Так и стала она девятнадцатилетней вдовой. Не смогла она справиться со свалившимся на неё горем и слегла. Не на шутку тогда бабка Дарья испугалась, думала, что потеряет свою единственную дочь.
И вот как-то ночью проснулась бабка Дарья от какого-то странного шума. Прислушалась – голоса из комнаты дочери.
– Опять, наверное, Катерина во сне бредит, – подумала Дарья.
Хотела она тихонько в соседнюю комнату пойти, но в темноте наткнулась на стоящий у кровати табурет, который с грохотом упал на пол. Подняла табурет, снова прислушалась – нет голосов, заглянула за занавеску – спит спокойно Катерина. Ну на этом и успокоилась.
Наутро её ждал приятный сюрприз. Екатерина с постели встала, весёлая, по дому потихоньку хлопотать стала. Бабка Дарья радуется: отпустило дочку, на поправку пошла. А только ночью вновь проснулась Дарья от непонятного шума.
Прислушалась. Так и есть Катькин голос, только ещё с каким-то переплетается, вроде как с мужским.
– Что это ты бормочешь, Катерина? – крикнула Дарья. А та ей отвечает:
– Ничего, мама, спите.
Голоса стихли, но бабка Дарья так и не смогла уснуть до утра. Очень уж это всё ей странным показалось. А с утра пораньше приступила к дочери и давай допытывать, что да как. Та ей и говорит:
– Жив мой Коленька, маманя.
– С чего это ты взяла, – удивилась Дарья.
– Приходил он ко мне ночью, как полагается, в военной форме. Рассказывал, что ранен был, а сейчас уже поправился, воюет. Правда, он сказал, чтобы я никому о нём не говорила.
Так и подкосились ноги у Дарьи. «Ну, – думает,- совсем девчонка моя умом тронулась. Что делать?»
Побежала она к местной деревенской знахарке за советом. А та выслушала и говорит:
– Нет в живых вашего Николая, но так они крепко повязаны с Катькой, что если ты не вмешаешься, то он её с собой заберёт.
Вечером, Дарья, как учила её знахарка, перенесла икону из своей комнаты к дочери и повесила в угол у кровати, зажгла лампадку у иконы, написала известью кресты на оконных рамах и дверных косяках. Катерина молча сидит и испуганно за матерью наблюдает. Бабка Дарья села рядом с дочерью, взяла её за руки и стала читать молитвы, какие знала. За стеной послышались шаги и раздался стук в окно. Катерина хотела подойти, но бабка Дарья ещё крепче её руки в своих сжимает, не пускает.
Заметался кто-то за стеной, будто большая птица крыльями по стене бьёт. Катерина попыталась вырваться, но тут вдруг кто-то ударил по углу дома с такой силой, что показалось, будто стены затряслись.
Прижались друг к дружке женщины и расплакались, то ли от страха, то ли от горькой своей бабьей участи. Так и просидели всю ночь в обнимку две вдовушки. А утром вышли во двор и видят, что на стене, у того самого угла, трещина, а трава вокруг дома и не примята даже. Подошла Катерина к стене, прижала ладонь к щели и говорит:
– А тепло то какое, словно дыхание человеческое.
Кто ни пробовал, никто не чувствует этого тепла. А трещину эту чем только не заделывали, всё равно на прежнем месте появляется.
Мама моя через несколько лет замуж вышла и уехала в город. Нас с сестрой воспитала, выучила. А когда отец умер, она вдруг заявила, что переезжает в старый деревенский дом, что умереть там хочет, чтобы с Коленькой рядом быть. И никакие наши уговоры на неё не действовали.
Вот как-то сидим мы с сестрой здесь, под этим деревом, а она вдруг так испуганно и шепчет:
– Смотри, Машка, трещины на стене нет.
– Как нет?
Оборачиваюсь – и правда, нет. Мы в дом побежали. Лежит наша мама на той самой кровати уже мёртвая, а на лице такое умиротворение.
А после похорон трещина вновь появилась.
Мария Алексеевна помолчала минуточку и сказала:
– Вот такая великая сила у любви, внученька.
Благодарю за поддержку и комментарии.